Неточные совпадения
— Ах да, тут очень интересная статья, — сказал Свияжский про
журнал, который Левин держал
в руках. — Оказывается, — прибавил он
с веселым оживлением, — что главным виновником раздела Польши был совсем не Фридрих. Оказывается…
Райский махнул
рукой, ушел к себе
в комнату и стал дочитывать письмо Аянова и другие, полученные им письма из Петербурга, вместе
с журналами и газетами.
Люди добросовестной учености, ученики Гегеля, Ганса, Риттера и др., они слушали их именно
в то время, когда остов диалектики стал обрастать мясом, когда наука перестала считать себя противуположною жизни, когда Ганс приходил на лекцию не
с древним фолиантом
в руке, а
с последним нумером парижского или лондонского
журнала.
А у меня
в руках была гранка из
журнала «Развлечение»
с подписью: А. Пазухин.
Редакция сатирического и юмористического
журнала «Зритель» помещалась на Тверском бульваре
в доме Фальковской, где-то на третьем этаже. Тут же была и цинкография
В.
В. Давыдова.
В.
В. Давыдов был всегда весь замазанный, закоптелый, высокий и стройный,
в синей нанковой, выгоревшей от кислоты блузе,
с черными от работы
руками, — похожий на коммунара
с парижских баррикад 1871 года. По духу он и действительно был таким.
Любя подражать
в одежде новейшим модам, Петр Григорьич, приехав
в Петербург, после долгого небывания
в нем, счел первою для себя обязанностью заказать наимоднейший костюм у лучшего портного, который и одел его буква
в букву по рецепту «Сына отечества» [«Сын Отечества» —
журнал, издававшийся
с 1812 года Н.И.Гречем (1787—1867).], издававшегося тогда Булгариным и Гречем, и
в костюме этом Крапчик — не хочу того скрывать — вышел ужасен: его корявое и черномазое лицо от белого верхнего сюртука стало казаться еще чернее и корявее; надетые на огромные и волосатые
руки Крапчика палевого цвета перчатки не покрывали всей кисти, а держимая им хлыстик-тросточка казалась просто чем-то глупым.
Впрочем, я чуть не раздразнил его новыми книгами и
журналами; они были у меня
в руках, только что
с почты, я предлагал их ему еще не разрезанные.
Читал он очень много. Бывало, все сидит
в клубе, нервно теребит бородку и перелистывает
журналы и книги; и по лицу его видно, что он не читает, а глотает, едва успев разжевать. Надо думать, что чтение было одною из его болезненных привычек, так как он
с одинаковою жадностью набрасывался на все, что попадало ему под
руки, даже на прошлогодние газеты и календари. Дома у себя читал он всегда лежа.
Полина Андреевна(глядя
в рукопись). Никто не думал и не гадал, что из вас, Костя, выйдет настоящий писатель. А вот, слава богу, и деньги стали вам присылать из
журналов. (Проводит
рукой по его волосам.) И красивый стал… Милый Костя, хороший, будьте поласковее
с моей Машенькой!..
Погодин сделал много добра Гоголю, хлопотал за него горячо всегда и везде, передавал ему много денег (не имея почти никакого состояния и имея на
руках большое семейство), содержал его
с сестрами и
с матерью у себя
в доме и по всему этому считал, что он имеет полное право распоряжаться
в свою пользу талантом Гоголя и заставлять его писать
в издаваемый им
журнал.
Когда Осип со своею оброчною книжкой вошел
в избу старосты, становой, худощавый старик
с длинными седыми бакенами,
в серой тужурке, сидел за столом
в переднем углу и что-то записывал.
В избе было чисто, все стены пестрели от картин, вырезанных из
журналов, и на самом видном месте около икон висел портрет Баттенберга, бывшего болгарского князя. Возле стола, скрестив
руки, стоял Антип Седельников.
Бледный, худенький,
в синих очках,
Он недавно еще попадался
В книжных лавках,
в кофейных домах,
На
журналы, на книги бросался,
С карандашиком вечно
в руках...
Впрочем, Фрумкину не для чего уже было восставать против Ардальона. Во время его ареста практичный Моисей сумел так ловко обделать свои делишки, что за долги коммуны, принятые им на себя, перевел типографию на свое имя,
в полную свою собственность, совсем уже забрал
в руки юного князя и кончил тем, что
в одно прекрасное утро покинул вместе
с ним на произвол судьбы коммуну и ее обитателей. Князь переселился к Фрумкину мечтать о скорейшем осуществлении «собственного своего
журнала».
В то время как на уроках других учителей на кафедре красовались красиво обернутые протечной бумагой мелки
с красными, голубыми и розовыми бантиками, — на уроке Церни лежал небрежно брошенный обломок или, вернее, обгрызок мелка, едва умещавшийся
в руках.
В чернильнице постоянно плавали мухи, а перо клалось умышленно такое, что им едва-едва можно было расписаться
в классном
журнале.
И раз выпустив из своих
рук ведение дела, я уже не нашел
в себе ни уменья, ни энергии для спасения
журнала. Он умер как бы скоропостижно, потому что
с 1865 года, несомненно, оживился; но к маю того же года его не стало.
Тон у него был отрывистый, выговор
с сильной картавостью на звуке"р".
С бойким умом и находчивостью, он и
в разговоре склонен был к полемике; но никаких грубых резкостей никогда себе не позволял.
В нем все-таки чувствовалась известного рода воспитанность. И со мной он всегда держался корректно, не позволял себе никакой фамильярности, даже и тогда — год спустя и больше, — когда фактическое заведование
журналом, особенно по хозяйственной части, перешло
в его
руки.
Года три назад мне случайно попал
в руки берлинский
журнал на русском языке «Эпопея», под редакцией Андрея Белого.
В нем, между прочим, были помещены воспоминания о февральской революции Алексея Ремизова под вычурным заглавием: «Всеобщее восстание. Временник Алексея Ремизова, Орь». Откровенный обыватель,
с циничным самодовольством выворачивающий свое обывательское нутро, для которого
в налетевшем урагане кардинальнейший вопрос: «революция или чай пить?» Одна из главок была такая...
Потом
журнал перешел
в руки народника
С. Н. Кривенко, затем к Михайловскому и Короленко.
Московская газетка нервно встряхивалась
в руках Марьи Орестовны. Она читала
с лорнетом, но pince-nez не носила. Вот фельетон — «обзор
журналов».
В отделе городских вестей и заметок она пробежала одну, две, три красных строки. Что это такое?.. Опять она!.. И уже без супруга, а
в единственном числе, какая гадость!.. Нелепая, пошлая выдумка!.. Но ее все узнают… Даже вот что!.. Грязный намек… Этого еще недоставало!..
Под эти звуки
в моей собственной душе слагается решение работать не покладая
рук. Я попробую переводить
с французского и немецкого и буду помещать мелкие переводные рассказы
в журналах. Таким образом, я скоро выплачу Саше истраченную на нас такую крупную
в моих глазах сумму и увеличу хоть отчасти мой скромный доход.
— И подпись под мою
руку в журнале, которым давалась тебе доверенность принять
с почты сумму, полученную из Петербурга, не правда ли?
Но, помимо частного исторического материала,
с которым я имел дело
в журнале историческом, мне попалось
в руки еще нечто достойное внимания читателей семейного
журнала, так как добрая семья может принести величайшую пользу всем, кто приходит
с нею
в какое бы то ни было соприкосновение.
В то время, когда на юбилее московского актера упроченное тостом явилось общественное мнение, начавшее карать всех преступников; когда грозные комиссии из Петербурга поскакали на юг ловить, обличать и казнить комиссариатских злодеев; когда во всех городах задавали
с речами обеды севастопольским героям и им же,
с оторванными
руками и ногами, подавали трынки, встречая их на мостах и дорогах;
в то время, когда ораторские таланты так быстро развились
в народе, что один целовальник везде и при всяком случае писал и печатал и наизусть сказывал на обедах речи, столь сильные, что блюстители порядка должны были вообще принять укротительные меры против красноречия целовальника; когда
в самом аглицком клубе отвели особую комнату для обсуждения общественных дел; когда появились
журналы под самыми разнообразными знаменами, —
журналы, развивающие европейские начала на европейской почве, но
с русским миросозерцанием, и
журналы, исключительно на русской почве, развивающие русские начала, однако
с европейским миросозерцанием; когда появилось вдруг столько
журналов, что, казалось, все названия были исчерпаны: и «Вестник», и «Слово», и «Беседа», и «Наблюдатель», и «Звезда», и «Орел» и много других, и, несмотря на то, все являлись еще новые и новые названия;
в то время, когда появились плеяды писателей, мыслителей, доказывавших, что наука бывает народна и не бывает народна и бывает ненародная и т. д., и плеяды писателей, художников, описывающих рощу и восход солнца, и грозу, и любовь русской девицы, и лень одного чиновника, и дурное поведение многих чиновников;
в то время, когда со всех сторон появились вопросы (как называли
в пятьдесят шестом году все те стечения обстоятельств,
в которых никто не мог добиться толку), явились вопросы кадетских корпусов, университетов, цензуры, изустного судопроизводства, финансовый, банковый, полицейский, эманципационный и много других; все старались отыскивать еще новые вопросы, все пытались разрешать их; писали, читали, говорили проекты, все хотели исправить, уничтожить, переменить, и все россияне, как один человек, находились
в неописанном восторге.